Юркин хуторок - Страница 3

— Пожалуйста, молодые господа, пожалуйте! — проговорила Аксинья, низко кланяясь барчукам. — Митька, а Митька, — закричала она резким, пронзительным голосом, — и где ж это ты запропастился? Сведи господ на голубятню. Слышишь, что ль?

Но невидимый Митька не откликнулся на призыв Аксиньи, и мальчикам пришлось подниматься одним по узкой и скользкой лесенке в мезонин домика.

— Да где же голуби? Их нет! — разочарованно протянул Сережа, заглянув в темный мезонинчик под крышей.

— Нет голубей, — в тон ему грустно протянул Бобка.

— Стойте, а это что? — произнес шепотом Юрик.

Его зоркие глаза отыскали в углу небольшое гнездышко, свитое под балкой, и в нем четырех еще не оперившихся птенчиков-голубков, пищавших на разные голоса.

— Ах, прелесть! — вскричал, всплеснув ручонками, Бобка. — Возьмем их к себе в детскую непременно.

— И будем их кормить молоком, — подхватил Сережа.

— И глуп же ты, Сережа! — насмешливо произнес Юрик. — А еще старшим называешься. Ну где же это видано, чтобы голуби, как котята, молоко пили?

Сережа сконфузился.

— Возьмем их с собою! — тянул Бобка и протягивал ручонки к гнездышку.

— Оставь, я сам! — оттолкнув его, проговорил своим резким голосом Юрик, и бросившись ничком на ворох соломы, он в свою очередь потянулся рукою за гнездом.

Тут произошло нечто совсем неожиданное. Ворох соломы зашевелился, словно живой, под Юриком, и из-под него высунулась белобрысая головенка с потешными пышными вихрами и маленьким носом, торчавшим на детской грязной рожице в виде пуговицы.

— Не трожь голубей, тебе говорят! — произнес вихрастый мальчик. — Голуби мои, и худо тебе будет, коли что ежели…

— Вот тебе раз! — протянул изумленный Юрик, в то время как Бобка со страхом попятился к двери. — Вы из каких же будете, господин хороший, и чего же вы бранитесь, с позволения сказать?

Вихры отчаянно зашевелились, и нос-пуговица окончательно вылез из-под соломы. Обладатель этого носа оказался небольшим пузатым босым человечком в грязной, заплатанной в нескольких местах рубашонке. У него было какое-то задорное и в то же время недоумевающее выражение лица.

— Кто ты такой? — спросил Юрик, удивленно глядя на этого курносого и вихрастого мальчугана.

— Кто? Я-то? — переспросил мальчуган.

— Ты-то!

— Я-то — Митька! А вот ты-то кто будешь? — произнес далеко не миролюбивым тоном курносый человечек.

— А я — Юрик, — отвечал маленький барчук, с трудом удерживаясь от смеха при виде этой забавно воинственной рожицы. — А это Сережа, — указал он на старшего брата, — а этот — Бобка, — протянул он палец в направлении рыженького мальчика, забившегося от страха в уголок.

— Бобка… имя-то словно собачье! — протянул с глупой усмешкой пузатенький Митька и вдруг снова неожиданно рассердился: — А пошто вы, ровно воры, в мою голубятню забрались?

— А пошто ты, как разбойник, в соломе спрятался? — передразнивая его, спросил Юрик.

— Боялся я! Тетка Аксинья меня била, шибко била… Велела коров пасти, а я убег.

— Зачем же ты убег? — спросил Юрик.

— А тебе што за дело?

И Митька воинственно выпрямился и даже сжал в кулаки свои грязные ручонки. Но как раз в эту минуту раздался пронзительный крик внизу:

— Митька-а! Митька-а! Куда ты провалился?

— Ахти, беда мне! — вскричал Митька и снова нырнул в солому. — Прибьет она меня, прибьет беспричинно. У нее первое дело — за вихры таскать.

— А ты не бойся. Мы тебя не дадим в обиду, — успокоил его Юрик.

— Это кто? Ты-то?

— Да хоть бы и я!

— Во! Так она на тебя и посмотрит.

— Батюшки! Да она сюда идет, — прошептал испуганно Сережа.

— Беда, беда! — вскричал Митька и с головой ушел в свою солому.

Действительно, ступени скрипели под тяжестью Аксиньи, и не успели мальчики переглянуться между собою, как ее тучная фигура показалась на пороге мезонина.

— Ну, полюбовались на голубков, барчата! — произнесла она вкрадчивыми певучим голосом, каким обыкновенно говорят простолюдинки, когда желают показаться ласковыми и добрыми. — Голубки-то улетели.

— Да, — произнес лукаво Юрик, искоса поглядывая на чуть шевелившуюся в углу кучу соломы, — и Митька ваш улетел вместе с ними.

— Митька? Да нешто вы его знаете?

И, не дожидаясь ответа, Аксинья стала жаловаться на Митьку: и лентяй-то он, и грубиян, и разбойник, совсем он от рук отбился и сладу с ним никакого…

А курносая рожица в это время выглядывала из своего убежища под соломой и корчила такие уморительные гримасы, что три мальчика едва могли удержаться от смеха.

— Митька ваш племянник? — спросил Юрик толстую Аксинью.

— И-и… какой он мне племянник, детушки! Просто он сирота бездомная, и приняла я его к себе по своей доброте, а он, заместо того чтобы помочь мне в чем по хозяйству, только проказничает. Невмоготу мне с ним!

И, говоря это, толстая Аксинья, раньше чем кто-либо из детей мог предвидеть это, тяжело уселась на кучу соломы, под которой притаился злополучный Митька. Уселась и тотчас же вскочила на ноги как ужаленная. Глаза ее, выпученные и испуганные, стали совсем круглые от страха, рот широко раскрылся.

— Разбойники! — завопила на весь двор и даже на весь хутор Аксинья. — Разбойники, режут! Караул! — и со всех ног бросилась вон из мезонина, оставив в голубятне трех громко хохочущих мальчуганов.

— Ну, таперича держись! — вскричал, вылезая из своей соломенной засады, Митька. — Коли узнает, што это я ее испужал — прибьет меня… как Бог свят — прибьет!